15 мая группа «Странные игры», возродившаяся этой зимой, дала большой концерт в московском клубе «Б2». RS обсудил с одним из основателей легендарной команды Виктором Сологубом природу реюнионов, агитки со сцены и специфику работы музыканта в кино.
- «Пионеры новой волны и ска в СССР» — для вас клише или признание заслуг?
- Обычно об этом говорят журналисты, им решать. Мы особо не задумывались, делали то, что нам навеяло время. Но если вы нас так называете — значит, так оно и есть.
- Почему группы распадаются — более или менее понятно, но по каким причинам музыканты решают снова играть вместе?
- Действительно, все знают, почему команды распадаются: люди уже не могут ничего сделать вместе, не удовлетворяет форма, хочется чего-то нового. А потом, по прошествии времени, ты напитываешься чем-то особенным, приобретаешь опыт, новые знания. И хочется попробовать воспроизвести это, снова почувствовать драйв, который был в прошлом.
- А как сегодня выглядит типичный поклонник «Странных игр»?
- Я думаю, что это человек примерно моего же возраста, может, чуть-чуть младше. Тоже какой-нибудь любопытный «вечный студент», который увлекается поэзией и любит жить. Он уважает прошлое, живет настоящим и думает о будущем.
- Звучание команды изменилось в сравнении с прошлыми временами?
- Во-первых, песни, которые мы с тех пор давно не играли, удивительным образом вспомнились. Пальцы сами встали на гриф. Все это оказалось легко возобновить. Ну и, естественно, появился опыт. Теперь уже не так сложно, как было в молодости. Тогда мы только «пробовали», а сейчас играем то, что нужно.
- Вы сами как относитесь к внезапным реюнионам — с подозрением или ликованием?
- Совершенно без подозрения. Я, например, был рад, когда Led Zeppelin снова собрались и дали концерт. Совсем хорошо, когда такие группы не стоят на месте, делают что-то новое, например, когда New Order воссоединились. Хотя и старые песни слушаются с удовольствием!
- Будете записывать новые песни?
- По мере поступления. Материал есть, будем пробовать.
- Что из современной музыки вас вдохновляет?
- Я увлекаюсь фрактальной музыкой, музыкой звуковых сигналов, аналоговых проводов и кнопок. Видимо, я так и остался инженером. Хотя, иногда я с удовольствием схожу на концерт хороших групп, играющих гараж-блюз или френч-электро.
- Многие популярные группы («Океан Эльзы», «Ляпис Трубецкой») — ваши прямые антагонисты: левые политические тексты, прямой протест. Как вы относитесь к такому «сценическому бунту»?
- Вы знаете, все эти веяния, они меняются, а основные жизненные законы остаются прежними, они всегда одинаковы. И если человек следует этой морали, то не обязательно быть на волне сегодняшнего дня: уже завтра она может быть совсем другой. Мы отличались от других групп Ленинградского рок-клуба тем, что использовали готовые стихи европейских поэтов — стихи, проверенные временем. Что называется, «без самодеятельности». И никогда напрямую не высказывали какого-либо протеста, у нас все было очень завуалированно. Кто понимал — тот видел, знал и читал между строк. Мы также пели и поем о вечных проблемах. Нужно искать язык общения, ни к чему напрямую кричать со сцены: «Дайте колбасу!».
- Вы снова вернулись к музыке; а что насчет других творческих сфер? Вот, например, Ноэль Галлахер будет снимать фильм про Oasis, многие музыканты издают мемуары.
- Порой хочется что-нибудь такое написать, но мне кажется, что я еще не достиг определенного возраста. Пока что я нашел себя в кино, и мне больше нравится заниматься музыкой для фильмов. Может быть, когда-нибудь и буду писать сценарии и мемуары.
- А если попытаться сравнить: вам приятнее успех фильма, над которым вы работали, или группы?
- В кино больше простора, режиссеры разные, разные операторы, актеры, костюмы, свет... Все время ты ищешь что-то новое. С группами я люблю выступать и импровизировать на сцене. Это другое ощущение, нет времени думать, что-то более дикое. А успех мне приятен — особенно коллективный.
