Мастер Михаил Михайлович Загребин – самый известный барабанный мастер России. Говорят, что многие секреты он узнал на фабрике Луначарского. Делал и делает очень крепкие тарелки с интересным звуком (говорят, сплав для них взял из советских оркестровых тарелок).
Так же он доводит до ума потрёпанные барабаны, тарелки обрезает, проводит весь спектр услуг по модернизации и ремонту барабанов, тарелок и сопутствующих аксессуаров. Делает тренировочные установки. Множество барабанщиков России с гордостью играют на барабанах и тарелках Загребина.
По многочисленным просьбам наших читателей, мы встретились с мастером в его мастерской и попросили приоткрыть нам завесу над секретами его мастерства.
- Михал Михалыч, часто к вам за помощью обращаются молодые музыканты?
- Очень часто. Ребятишки, порой, покупают железо, тот же "Сабиан", приносят мне, и я делаю из него вполне приличный инструмент.
- То есть Вы берете готовое железо и перековываете?
- По-всякому бывает. Не знаю, нужен ли Вам этот смысл процесса (смеется)?
- Ну, над чем-то можно и приоткрыть завесу тайны. Сегодня любой барабанщик может прийти в магазин и купить любое понравившееся ему железо, единственное здесь – вопрос цены. Так в чем отличие так называемого "поточного" железа от эксклюзивных тарелок, сделанных Вами, в том числе?
- Давайте начнем, что называется, "от печки". Почему выбран в определенной тарелке определенный металл? К примеру, где содержание олова 8 процентов, или с примесью цинка (желтые тарелки), или 20 процентов олова, как у "Зилжен"... Почему выбран именно этот металл? Вот посмотрим на ту тарелку, что я держу в руках, здесь основная составляющая – медь. Почему так сделано? А суть вся сводится к тому, что... Возьмем стальную линеечку и зажмем в тисочки. Качнем ее. Она покачается и остановится. Даже в безвоздушном пространстве. Почему? Молекулярное трение материалов. Как используется это человеком в промышленности? Те станки и механизмы, где не нужно шума, делаются из тех материалов, у которых высокое молекулярное трение. К примеру – чугун. Он не звенит. А нам нужно наоборот. Так вот, – это тот момент, что называется легированием материала. Мы в медь – мягкий металл добавляем легирующие добавки. В одном случае цинк и получаем латуни, в другом случае добавляем олово и получаем бронзы. Олово обволакивает молекулы меди и служит своего рода смазкой. И металл начинает звенеть. Он колеблется, а раз колеблется – мы слышим звук. Поэтому выбран именно этот материал. А дальше нам нужно получить 92 процента меди и 8 процентов олова. И вот это не так-то просто. В чем заключается сложность? В ликвации. Это такое положение в металле, когда медь после расплава при остывании начинает образовывать кристаллы, а олово находится в глубоко расплавленном состоянии (температура плавления олова 120 градусов), а температура кристаллизации меди 647 градусов. И медь вытесняет олово. Олово ячеится, т.е. возникает процесс ликвации. Чтобы его преодолеть, нужно делать небольшие весовые отливки и моментально их остужать. Берется стальная пустотелая труба, куда выливается расплавленный металл, а вокруг в большой емкости бежит вода. Таким образом, выливаясь, этот металл моментально остывает и преодолевается процесс ликвации. И мы получаем в итоге нужный нам металл.
Дальше нам нужно получить из него тонкие пластины. Это делается через прокатный стан. Выкатывают с промежуточным отжигом, потому что металл твердеет при прокате. Затем из полученного нами ровного листа вырубаем круг (это я рассказываю, как делается Сабиан B-8). Затем нам нужно получить жесткостную конструкцию. К примеру, Пайст использует тот же самый металл. Другого ничего нет и изобрести что-либо новое просто невозможно. Вот это надо хорошо усвоить. А многие думаю, а вдруг, если добавить чуть-чуть этого или другого и я сделаю что-то новое. Многие сотни лет все пробовалось, переделывалось. Ничего нового уже не изобрести. Можно найти новое применение какому-то материалу. А кто изобретет – Нобелевская премия (смеется). Но никакого нового сплава изобрести нельзя. А вот уметь с ним работать, это совсем другое дело: режимы термообработки и так далее.
Итак, мы получили прокатанный листик. Он твердый. Мы хорошо понимаем, что мягкий металл не будет издавать нужного нам звука. Есть определенный методы ковки. Затем берется ролик и на патроне (у меня текстолитовый, а у них выпуклый и стальной) проходится под давлением по всей поверхности тарелки. Ставится лейбл и вперед. Но к музыке такая тарелка никакого отношения не имеет. Почему? Я вам уже объяснил, что она должна быть твердой. А когда идет накат роликом, то те молекулы, о которых я упоминал, они смещаются со своих мест и увеличивают молекулярное трение. Металл перестает звучать. Но та ранняя степень отжига, она дает некоторое подобие звука. В магазине такая тарелка вроде бы и звенит. А когда музыкант навешивает инструменты на стойки, начинает играть... опа... вроде звенит, а вроде и нет. Начинают ее колбасить со всей дури, тарелка трескается... То есть это я вам рассказал современный метод изготовления, так сказать, бутафорских инструментов. Если бы мы с вами занимались таким производством, может быть, мы поступили бы точно так же. Но мы в первую очередь должны все-таки удовлетворить музыкантов.
Таким образом, я с помощью ковки стараюсь немножечко уплотнить этот материал, и в дальнейшем идет процесс нормализации. Определенный режим температур, который эти смещенные молекулы ставит на место. Уменьшает молекулярное трение и в конечном итоге наше с вами железо начинает петь. Затем идет термическая обработка, снятие окалины, полировка и обязательное покрытие лаком и термическая сушка.
- А как Вы пришли к профессии кузнеца-музыканта?
- Дела давно минувших дней. Это был 1963 год. Тогда я впервые начал что-то делать в области музыкальных инструментов. До тарелок тогда еще было далеко.
- И что первое Вы сделали своими руками?
- Я учился в городе Евпатории, в музыкальной школе. Там же учился такой известный человек, ныне покойный Серега Курехин. Мы с ним играли в одном из школьных коллективов. Когда Курехин не приходил на репетицию никакой репетиции не получалось. Все висело на нем. Он тогда уже был лидер. А в те времена с музыкальным инструментом было очень плохо, тем более то, что касалось ударных. И как-то раз я натолкал в трубочку металлических проволочек, заплющил ее и сделал щетки. Это было мое первое творение в этой области. Это были несносные годы для музыкантов, дела доходили до трагических вещей. Учился я в музыкальном училище им. Римского-Корсакова, поступил туда в 1974 году, и в году 1975-ом или 76-ом проводился конкурс бальных танцев прибалтийских стран. Оркестры располагались на ледовой арене, по очереди играли, пары выходили и танцевали... И надо мной лопнул прожектор. И вся эта горящая ерунда посыпалась и прожгла БАРАБАНЫ!!! А я их взял в училище на прокат!!! Представляете мое состояние в тот момент. Все пластики прожжены, это же трагедия, беда!!! Я не знал что делать. В те времена купить что-либо было просто невозможно. И все вот эти наслоения, плюс интерес к производству и какая-то природная тяга во мне заставили меня двигаться в том направлении, что я после избрал для себя единственно верным в жизни.
- А как появилась Ваша первая мастерская?
- В 1982-ом году пригласили меня к сотрудничеству на заводе духовых музыкальных инструментов. Завод Циммермана. И меня настолько это дело захватило... А материалов и сведений было ноль. Все делалось на ровном месте. Что, как, чего? Некоторые куски от разбитых тарелок я таскал специалисту на "Красный Выборжец", там было специализированное литейное производство. Он работал в тамошней лаборатории, этакий прохиндей (смеется). Он за какие-то там деньги (100-200 рублей) делал мне анализ.
- По тем временам солидные суммы.
- Так дело не в суммах. Дело в том, что это был человек, который буквально на глаз мог определить любой металл, так же как и я сейчас. Никаких анализов делать и не нужно было. Но он мне выдавал бумаги, где черным по белому стояло, что произведена такая-то экспертиза металла и так далее. В конце концов, поработав с ним, я понял основу основ. То, что я Вам говорил: почему выбран именно этот металл. Хотя делать-то можно из чего угодно. Чувак один делал скрипки из пенопласта. Со временем я стал разбираться в металле, в его марках, стал сам добывать материал. Словом, меня все это захватило и я этим живу до сих пор.
- Михал Михалыч, а кто из российских музыкантов на сегодняшний день пользуется именно Вашим железом?
- Леня из "Пикника", Доца из "ДДТ" (я ему недавно переделал несколько тарелок из Сабиан), очень много музыкантов. Кто бы как ни делал, как бы ни назывался, при ударе палочками о металл, мы его нагортовываем. Я объясню Вам так... Вот берем медную проволочку, нам нужно сломать ее в определенном месте. Мужики все пробовали. Начинаешь ее ломать в этом месте, вдруг она в этом месте перестает ломаться, а точка излома переползает в совершенно иное место. Это место нагортовалось, уплотнилось. При ударе палочками о тарелку происходит подобное. И на краях зерен, где нагортовано и мягко всегда будет происходить порыв. Поэтому кто бы и как бы ни делал тарелки, они всегда будут разрушаться. И придется бежать к мастеру. Бывает, мне приносят мои собственные тарелки, которые со временем окислились, ибо сполз со временем лак. Кстати, никакими средствами тарелки чистить не надо. Как только снимешь лаковое покрытие – они окисляются.
- А ведь некоторые пользуются и пастой Гойя и полируют даже.
- Ни в коем случае! Наш Юра Еремин уехал в Нидерланды, мы ему сделали и барабаны и тарелки.
- То есть Вы делаете не только тарелки, а и сами барабанные установки?
- Разумеется! Мы делаем замечательные барабаны. Делаем барабаны по специальному заказу для военных оркестров, в том числе. Опять же, люди покупают барабаны в магазине и тащат их мне, чтобы я их довел до ума. Я, естественно, делаю. В изготовлении барабанов так же есть масса тонкостей и секретов.
- Что для Вас самое главное в вашем деле?
- Дарить радость людям. Представьте себе человека, который купил в магазине барабан или железо, а оказалось, что он купил второсортную продукцию. И тогда он опустошенный, расстроенный приходит сюда. А когда уходит и исправленной вещью, на его лице сияет улыбка, в глазах радость и восторг. Вот ради этого стоит жить, трудиться и продолжать начатое когда-то давным-давно дело.
